"Павел Клещъ Клищенко"
Павел Клещъ Клищенко
Клещъ: «ТВОРЧЕСТВО ЕСТЬ В КАЖДОМ ЧЕЛОВЕКЕ»
После двух минут общения с Клещом (творческий псевдоним автора-исполнителя Павла Клищенко) понимаешь, что это очень интересный и неординарный человек. Чем больше общаешься, чем дальше уходит тропинка разговора, тем больше подтверждается пер-
вое впечатление. Человек, который отличается «лица необщим выраженьем». Необычно проходила и наша беседа. Не ночью на кухне за бутылкой вина, не после концерта в опустевшем зале. Наша беседа проходила на улице, на остановке троллейбуса, в троллейбусе. Пока он развозил документы по различным адресам (Паша работает курьером), в дороге и проходило наше общение. Интересно было смотреть на людей в троллейбусе, когда я достал диктофон, стал задавать Паше вопросы, а он то серьезно, то с улыбкой на них отвечал.
На записи сохранились особенности обстановки: гул машин и разговоры людей на заднем плане нашей беседы.
– Расскажи немножко о своей творческой биографии, т. е. основные вехи, этапы твоего развития как автора.
– Началом своей творческой карьеры я считаю, наверно, 1991 год, еще когда в
школе я пытался группы какие-то сколотить… Но фактически до 92-го года все это
выглядело достаточно самодеятельно, т. е. собирались на квартирах, записывались…
акустическую гитару перегружали и записывали… Даже, кстати, сохранились некоторые записи тех времен – ужас, конечно, полнейший… Ну, как-то все это сложилось в такую более-менее группу к 93-му году… даже нет – к концу 92-го… У нас, кстати, была база здесь недалеко (наше общение проходило в районе м. «Электрозаводская» – Б.), в колледже электронной техники; просуществовала группа года наверно полтора, но потом по разногласиям распалась… Где-то года с 93-го я начал играть не такие дурацкие панковские опусы, а уже пробовать в других каких-то стилях…
под влиянием «Калинова Моста», Башлачева… Впервые на публике где-то в 94-м выступил на квартирничке… Вот очередной этап – это знакомство с группой «Хухтамяки». Они меня начали потихоньку вытаскивать, познакомили со Студеным, когда он еще делал в театре МАИ концерты… Там я в малом зале выступил по возвращении из армии… четыре песни спел… ну, и так вот потихоньку докатился до этой жизни…
– А вот по поводу групп еще раз… Какие-то группы были, в которых ты участвовал?
– Первая моя группа называлась «Радиоактивное печенье»… А потом, где я еще участвовал… Я играл в таком проекте «Пограничная зона». Есть такой человек, Дима Аверьянов, в Питере, в качестве гитариста помогал ему. Сам он играть не мог по причине того, что ему пальцы на руке отрубило… Когда он приезжал в Москву или на каких-то природниках в Питере, в Москве я играл на гитаре у него. А так я больше в принципе нигде не участвовал…
– А альбомы у тебя выпускались или какие-то «левые», самиздатовские записи?
– Более-менее полноценный альбом моих песен был записан в Рязани. Я его так и назвал – «Рязанская акустика», 96-й год. И вот то, что сейчас я начал распространять диск… Но он такой тоже… Я его даже назвал «Недотыкомки», потому что это действительно такие недоделочки… Ну, люди просят, спрашивают…Я свои записи у себя не сохраняю, по причине того… чего ж мне себя самого слушать? В основном предпочитаю распространять записи каких-то других групп… своих друзей…
– То есть сейчас ты один выступаешь?
– Да-да-да… А! Еще был в 96-м году такой момент, когда меня пригласили в Рязань играть, и со мной туда увязался Андрей Кормчий из хухтамяков*, Юра оттуда же… И мы что-то такое типа импровизационного акустического бэнда сделали: Андрей Кормчий подыгрывал мне на гитаре, Юра на флейте… Юрка, кстати, еще на «Дажде» на флейте играл… и Вика, тогдашняя жена Кормчего, на перкуссии подыгрывала. Но это был только один концерт таким составом в Рязани, больше такого не было. Попытки сделать что-то электрическое… На этом диске, который я сейчас распространяю, там в двух песнях помогали ребята из тюменской группы «Чернозем». Но поскольку они в Тюмени, а я в Москве, тоже как-то не получалось… Да сейчас я считаю, что это и ни к чему, мне одному сейчас комфортней, спокойней. Потом, понимаешь, ведь я ж не музыкант… Я не могу аранжировкой заниматься и так далее…
– Музыкального образования у тебя никакого нет?
– Нет… Я и на гитаре-то толком играть не умею.
– Теперь вернемся назад, в те времена, когда ты еще не помышлял ни о каких музыкальных проектах, выступлениях… Что было твоим первым воспоминанием из детства?
– Это был холодильник.
– А почему? С чем это связано?
- Не знаю, первое мое воспоминание – холодильник. Я сидел на детском стульчике… ну, такие высокие раньше были, советские… и слева от меня стоял холодильник. Вот это мое самое первое воспоминание.
– А сколько тебе лет было, не помнишь?
– Я думаю, что года два. Даже меньше, наверно.
– Где ты родился, вырос?
– В Москве родился, вырос.
– А в каком районе?
– На «Щёлковской». Я вокруг «Щёлковской» всегда крутился, только иногда,периодами, несколько лет было, когда я уезжал в другие районы, но опять же сюда возвращался. На круги своя, все вокруг «Щёлковской». Даже если станцию метро «Щёлковская» наоборот прочитать, получится «яаксвоклещ»…
– А ты москвич в каком поколении?
– Поколении в четвертом-пятом, наверно…
– А сам псевдоним Клещъ – это просто производное от фамилии или здесь скрыто что-то еще (например, в твоем характере есть черты, чем-то схожие с клещом)?
– От фамилии… так просто пошло с детского сада, наверно…
– А получилось, что тебя назвали или ты сам придумал себе такое прозвище?
– Нет-нет… Назвали… Я сначала даже долго этому сопротивлялся… Это уже потом я стал специально создавать какие-то мифы…
– Как случилось, что ты взял в руки гитару?
– А я как-то всегда знал, что буду играть. Я помню, у моего бати была старая-старая гитара… мне еще года три или четыре было, я ее постоянно трогал, щипал… А потом, когда в школе учился, я стал у родителей требовать купить мне гитару. Они долго отказывались, а потом батя как-то взял и купил мне гитару. Я был очень доволен. Он мне первые уроки дал… Ну что он играл… Высоцкого… С Высоцким я буквально родился.
– Все-таки отец повлиял на тебя, или это был больше твой выбор?
– Больше я сам…
– Гитара звучала в семье?
– Не так часто. Больше в раннем детстве, потом она рассохлась, развалилась…
– Ты уже умел играть на гитаре, когда написал свои первые стихи, тексты, или потому и решил учиться играть, чтобы «озвучить» свои стихи?
– Это скорее синтез… Какие-то были, конечно, детские опыты стихотворчества, но они были больше в виде песен… На какие-то известные популярные мотивы новый текст создавался… Но это были совсем детские опыты… А потом, когда гитара появилась, я уже начал что-то сам придумывать.
– Кроме гитары играешь ли еще на каких-либо музыкальных инструментах?
– Нет. Я ж говорю, я не музыкант. Я и на гитаре-то… буквально несколько аккордов…
– Какие авторы в музыке, литературе, в других областях искусства повлияли на тебя, на то, что ты стал заниматься творчеством, на твое мировоззрение, на твое становление как человека?
– Много, очень много… Это же еще периодами бывает: сегодня одни, завтра другие. Ну, наиболее знаковые имена… Это, естественно, Высоцкий… номер один… Знаковым для меня лично стал Борис Смоляк, хотя его мало кто знает. Это было откровение,
когда я его услышал… Очень сильно повлиял на меня внутренне… Он из Харькова. Сейчас, насколько я знаю, он уже практически не пишет. Он еще и пьесы пишет, и режиссер… в театре каком-то пытался ставить свои спектакли…
– На твоем сайте есть карта городов, где ты выступал, где проходили твои концерты, так называемая карта Клеща. Какие из концертов наиболее запомнились? В каких городах не был, но очень хотел бы побывать с концертами?
– Эта карта очень неполная… В первую очередь запомнились концерты в Актюбинске, а потом запоминаются всегда последние концерты: это Питер, Самара.
А по поводу городов… Сложно сказать. От города-то не зависит, зависит от людей.
Вот сейчас в Волгоград, в Саратов зовут. Пока больше вроде никуда в последнее время не зовут.
– Ты регулярно принимаешь участие в фестивале «Суховей», который проводится в городе Актюбинске. Кроме него можешь назвать какие-либо фестивали на территории постсоветского пространства, где ты не выступал, но хотел бы выступить?
– Нет. Не могу назвать. Когда позовут, там уже буду смотреть. «Суховей» делают мои очень хорошие друзья, поэтому я не пропущу его ни ради какого другого фестиваля. А если пригласят на какой-то фестиваль, там посмотрим… Все в каждом конкретном случае рассматривается.
– Как бы ты определил, что такое творчество?
– Творчество есть в каждом человеке, я считаю. Это какой-то посыл сверху, материализация если не божественной энергии, то энергии откуда-то оттуда… Творчество может быть и от лукавого. Это материализация импульсов, а человек – проводник какой-то энергии. Причем эти импульсы могут быть как светлые, так и темные, мрачные. Определенные творческие возможности скрыты в каждом человеке, только не каждый их может открыть. Просто вследствие жизненных обстоятельств,бытовухи, образа жизни человек затвердевает, и уже ничто через него не пробьется.
– Как ты обычно пишешь песни: быстро и легко, в порыве вдохновения, или долго сидишь, подбираешь, подыскиваешь подходящие слова и строчки?
– Практически все песни очень долго пишутся. Вынашивается, шлифуется песня очень долго. Поэтому песен-то у меня не очень много. Хотя все по-разному… Допустим, «Посвящение Непомнящему» и «Колыбельная» написаны практически сразу, на одном дыхании… Просто раз – и написаны! Уже потом какие-то отдельные строчки шлифовались, но в целом они написаны буквально сразу… Остальные… «Аисты», например, писалась полгода, если не больше…
– Ты возвращаешься к своим песням, переделываешь их через какое-то время, или они после написания остаются в неизменном виде?
– Бывает, что и переделываю, но незначительно… Исключение составляет «Песня про жизнь». Она изначально делалась с расчетом на то, что будет постоянно меняться. Это как песня-дневник: что происходит, то и пишу, зарифмовываю. Ну, она такая легенькая…
– Есть ли песни за которые тебе не то что стыдно, но которые ты хотел бы переделать или ты как раз к этим песням возвращаешься?
– В основном это старые песни, детского, юношеского периода. Песни, за которые не то что стыдно, но смешно. И когда мне сейчас иногда ставят какие-то старые записи или я случайно где-то на них натыкаюсь, некоторые песни заставляют покраснеть…
Не стыдно, а скорее смешно, наивно…
– Ты чувствуешь как-то, что песня получилась, удалась? Что-то в такие моменты возникает внутри?
– Да, возникает, только не могу сказать что. Это очень трудно определить. Какое-то внутреннее ликование…
– С кем из известных людей прошлого, людей, которых сейчас нет, ты хотел бы встретиться, если бы представилась такая возможность? О чем бы ты их спросил, если бы вообще стал их о чем-либо спрашивать?
– С Высоцким, однозначно. С Высоцким. Ты знаешь, я с ним очень часто разговариваю мысленно, очень о многих вещах. В двух словах не сказать. Ну а еще с кем бы?.. Вот если бы с Башлачевым… Я хотел бы увидеть его в последние дни и понять, что с этим человеком происходило… попытаться понять, потому что понять это, наверно, сложно, но мне кажется, что была возможность ему помочь, а люди, которые находились в тот момент рядом с ним, не чувствовали, что с ним происходит.
– А может быть, чтобы это понять, нужно было находиться с ним рядом не только в последние дни, но все время, задолго до его гибели. Ведь это не разом все произошло, все это как-то нагнеталось внутри и нашло в итоге именно такой выход?
– Может быть. В принципе, в последнем своем стихотворении он достаточно четко сказал, что с ним происходило: «И труд нелеп, и бестолкова праздность,/ И с плеч долой все та же голова./ Когда приходит бешеная ясность,/ Насилуя притихшие
слова…» Но не знаю… Может быть, в последние дни можно было попытаться хотя бы его сдернуть… Но хотя надолго ли…
– Как ты считаешь: боль очищает? То есть душевная боль, не физическая.
– Да. У меня даже есть песня, которая называется «Быль». Там первая строчка: «Боль – довольно странная дорога к небесам…» Смысл в том, что она действительно очищает, но согласись, что это довольно странно…
– Умеешь ли ты прощать?
– Наверное, нет. К большому сожалению. Скажем, могу немножко затереть… Смотря что, опять же…
– А вообще внутренние силы чувствуешь в себе для того, чтобы прощать?
– Чтобы уметь прощать абсолютно, нужно иметь высшие силы душевные, но я их, скорее всего, не имею.
– А что значит простить?
– Возлюбить, наверно…
– Представь, что, как в сказке, исполнились бы три любых твоих желания? Что бы ты попросил?
– Три кружечки пива, пожалуйста (с улыбкой говорит Клещъ)… А вообще я реально смотрю на вещи. Когда будет, тогда посмотрим.
– Что такое счастье?
– Как сказал герой Евгения Леонова в фильме «Тридцать три»: «Счастье – это когда вечером хочется домой, а утром хочется на работу». Наверное, спокойствие, полная идиллия.
– А спокойствие душевное или вообще спокойствие?
– Вообще. Кто знает, может быть, счастье будет, когда помрем… Вот тогда будет полное спокойствие и счастье. Никто же не знает.
– А помнишь слова из фильма «Доживем до понедельника»: «Счастье – это когда тебя понимают…» Близко ли тебе это определение?
– Нет. Потому что не понимаю его. Не близко.
– Бывали ли у тебя такие моменты в жизни, когда казалось – все, конец?
Откуда черпал силы, чтобы жить дальше?
– Бывало, много раз. Многие такие моменты выливались в песни. Конкретно не назову, но очень часто творчество спасало. С его помощью удавалось преодолевать, пересиливать эту боль.
– Может ли что-то внешнее спасти в такие моменты, или человек должен найти силы внутри себя?
– Для каждого по-своему. Одному так, другому так. Если говорить о себе… Я считаю,что я много пережил, пережевал… пережевал – от слова «жевать». Но соглашусь с тем, что могло быть и хуже гораздо. Хотя я считаю свой жизненный опыт достаточно
таким… жестким. Но могло бы быть намного серьезней.
– Когда ты переживал, преодолевал какие-то жизненные неурядицы, ты становился сильнее, или после этого у тебя отмирала какая-то частичка души?
– Отмирала. Скорее наоборот – слабее становился. Слабее, но при этом и осторожнее. Появились недоверие и осторожность к определенным людям. Научился чувствовать некоторые типы людей, заранее не приближаться, нутром чуя, что вот этого
человека лучше обойти стороной, на нем печать чего-то нехорошего.
– Ты достаточно часто ездишь, путешествуешь. Какое чувство у тебя вызывает
вид уходящего поезда? Почему?
– Чувство удовлетворенности. Потому что если поезд уходит, значит, на нем уезжают
близкие мне друзья, я проводил своих друзей. Или я уезжаю, и мои друзья знают, что
со мной все в порядке, я еду домой.
– Многие люди отвечают на этот вопрос: «Грусть». А если уезжает какой-то близкий человек, а ты очень хотел бы, чтобы он/она остались?
– Я логично смотрю на вещи: если надо человеку уезжать, пусть уезжает. Уходя –
уходи.
– Часто ли видишь сны? Помнишь ли их? Разноцветные или черно-белые?
– Сны вижу часто, но в основном забываю. Иногда запоминаю, когда снится что-нибудь такое… Сны разноцветные и абсолютно реалистичные: о работе, о доме…
Полная реалия во сне и наяву.
– Любишь ли ты животных?
– Нет. То есть домашних не люблю, люблю диких. Я вообще считаю, что животным надо в один прекрасный момент взбунтоваться и всех людей перегрызть. Люди себе слишком много позволяют. Когда случаются всяческие цунами, землетрясения, я внутренне очень ликую, потому что давно пора природе прекратить этот беспредел,издевательства над собой.
– А каких животных любишь?
– Медведи мне очень симпатичны. Я вообще считаю, что животные и люди не должны жить вместе. Рядом – да. Домашних животных почему-то я не люблю… Допустим,кошка, хищный зверь… Нафига его дома-то держать. Я поэтому не люблю животных, когда они вот так вот содержатся…
– Дома у тебя нет никаких зверюшек?
– Ну, дочь кошку выпросила. Но я, конечно, против.
– Веришь ли ты в приметы?
– Ты знаешь… чисто механически, может быть, как-то… в целом – нет.
– То есть нет такого, чтобы следовать какой-то примете?
– Не-не-не… Да мне лениво просто… Ну прикинь, вот, допустим, какие у нас там есть
приметы-то… Ну, допустим, выходя из дома каждое утро, нужно какой-то ритуал совер-
шать… Да ну на хрен! Быстрей бы выйти на улицу, на волю! Здесь больше действует
самопрограммирование человека. Да, я, возвращаясь, смотрю в зеркало, допустим, но
это чисто механически, как-то само собой.
– Твой любимый цвет?
– Черный. Хотя что значит любимый – просто он нейтральный. Дешево, надежно и
практично, как говорится.
– Есть ли любимое время года?
– Все люблю по-разному. Есть нелюбимое, даже не время года, а период в году,
небольшой отрезок, пересменок, который сейчас вот наступит, когда снег еще толком
покровом не выпал, а земля уже мерзлая, но голая. Это не совсем прилично. Если
земля мерзлая, она должна одета уже быть снегом. Есть такой период очень короткий
в ноябре, когда снег еще не выпал, а земля уже промерзла. Вот этот период не люблю.
– А когда у тебя день рождения?
– 10 июля.
– Этот период ты любишь?
– Ну, лето ничего, да.
– Какие человеческие качества ты ценишь больше всего? А какие, наоборот, считаешь самыми отвратительными?
– Ценю честность. Очень не люблю, соответственно, нечестность, подхалимство…
Еще, как же это называется-то? Когда в глаза говорят одно, а за спиной другое… Не люблю жадность… Хитрое коварство (уже со смехом).
– Представь, такая ситуация: завтра тебя казнят. Какое было бы твое последнее желание?
– Бутылочку пива (смех)! На полном серьезе, я рыпаться не буду.
– Понятно, что желание «помиловать меня» исполнено не будет. Выкурить сигарету, послушать песню, спеть, сыграть…
– Смотря как казнят. Это тоже очень важно.
– Предположим, расстрел. То есть не разрывание на части, не четвертование…
– Ну, расстрел нормально. Даже интересно. У Пелевина в книге «Чапаев и пустота» барон Унгерн рассказывает про некоего китайского революционера и террориста,которому снилось, что он бабочка, порхающая среди цветов. Когда его поймали, суду трибунала он так и заявил: он бабочка, порхающая среди цветов. Его поставили к стенке и разбудили. А он дальше полетел.
– Что бы ты хотел сказать своим слушателям, читателям «Паруслова»? Может быть, что-то пожелать?
– Знаешь, не хочу повторяться, конечно, но наверно… Как я говорил уже на одном
из «Даждь»-фестивалей, перефразируя Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, а
искренним ты быть обязан».
Беседа проходила 3 ноября 2006 года.
Разговаривал Евегний Барсуков